2020 год будет богатым на различные исторические юбилеи. Наиболее важные даты, к сожалению, оказались так или иначе связанными с военными событиями или их последствиями. История отметит 75-летие со дня завершения Второй мировой войны и первого в истории человечества применения ядерного оружия. Казалось, окончание кровопролитной войны должно было на долгие годы отвратить людей от дальнейших международных конфликтов. Но пять лет спустя после ее окончания противостояние двух мировых держав в рамках Холодной войны спровоцировало начало конфликта на Корейском полуострове. Свое 30-летие отмечает Первая война в Персидском заливе. Но есть одно событие, которое было направлено на устранение реликта Холодной войны. Снятие напряженности в Европе способствовало иному ходу мировой истории. Речь идет о немецком воссоединении (Herstellung der Einheit Deutschlands), которое произошло 3 октября 1990 года.
Для единства воссоединенной Германии нужно время.
(Ангела Меркель, Федеральный канцлер Германии)
9 ноября 2019 года немецкий народ отмечал 30-летие со дня падения немецкой стены. Это событие предшествовало объединению разделенной Германии. Журнал Akyl-kenes вспоминает как все происходило, что мы имеем на сегодня и почему это важно в 2020 году в свете текущих трендов*.
Уве Леманн-Браунс, бывший вице-президент Парламента Берлина, принадлежит к политикам на «Западе», которые всегда и безоговорочно выступали за воссоединение, верили и боролись за него. Он считался энтузиастом объединения и внутри своей партии, Христианско-демократического союза. Существует не так много немецких политиков, которые как он посвятили свою жизнь такому бескомпромиссному служению единству Германии.
В 2005 году политик описал историю воссоединения в своей известной книге «Отвергнутая нация». Его жизненный путь дает ему моральное право напомнить о том, что объединение Германии до 1989 года совершенно не было чем-то самим собой разумеющимся, также, как и для прежней ФРГ.
Мечты сбываются
Вечером 9 ноября 1989 года для немцев мечта стала реальностью. Гюнтер Шабовски, член Политбюро Социалистической единой партии Германии, объявил на пресс-конференции, что граждане ГДР могут с этого момента свободно путешествовать на запад. На самом деле это было ошибкой, поскольку новый закон предусматривал нечто иное, но теперь процесс уже нельзя было остановить. Руководство СЕПГ потеряло контроль, а пограничные офицеры, учитывая собравшуюся массу людей, решили частично открыть ворота под собственную ответственность.
В Бонне в этот вечерний час как раз заседал немецкий Бундестаг. Когда депутаты узнали эту невероятную новость, они поднялись со своих мест и вместе запели «Единство и право и свобода». Короткое время спустя в Западном Берлине десятки тысяч немцев ГДР с западными берлинцами праздновали на Курфюрстендамм и рядом с Бранденбургскими воротами. На следующий день специальное издание «Berliner Morgenpost» вышло с заголовком «Исполнилась мечта», и этим высказалось от сердец миллионов немцев.
31 августа 1990 года был подписан договор об объединении между ГДР и ФРГ. Незадолго до этого страны-победительницы во Второй мировой войне подтвердили свое согласие на воссоединение, а СССР был не против того, чтобы объединенная Германия осталась в НАТО. Кроме того, Германия получила полный и неограниченный суверенитет. 3 октября 1990 года ГДР официально вошла в состав ФРГ, что сделало этот день сегодняшним Днем немецкого единства.
Со дня окончания Второй мировой войны Германия оставалась разделенной. Коммунистическое руководство ГДР хотело навсегда зацементировать разделение, однако и в Западной Германии были многие, кто тогда больше не верил в воссоединение.
Два разных ноября
В своих статьях Уве Леманн-Браунс проводит критический анализ отношения немцев к своей современной истории. В ней определяется различие между вкладом восточных и западных немцев в процесс воссоединения Германии, который начался с падения Берлинской стены 9 ноября 1989 года. Он предлагает оглянуться на другую ноябрьскую дату. 9 ноября 1938 года считается постыдной датой для Германии, когда нацисты, захватившие власть в Германии, начали целенаправленное уничтожение предприятий, принадлежавших евреям, и людям еврейской национальности.
В Германии из года в год вспоминают и о событиях другого 9 ноября, так называемой «хрустальной ночи рейха» 1938 года – дьявольской ночи, которая уродливым пятном лежит на немецкой истории. События известны: нацисты жгли синагоги, избивали беззащитных людей, разрушали еврейские магазины и подавали первый сигнал для последующих преступлений. Стыд и печаль по поводу этих событий всегда будут стоять рядом с радостью освобождения. Это не уменьшает боли о тех событиях, а они не могут запретить радости от этого освобождения. История совершила долгий извилистый путь от одного события к другому.
Сегодня, вспоминая о ноябре 1938 года, нужно перенестись более чем на 70 лет назад. Этот прыжок должен быть успешным, так как для исторического похмелья не существует аспирина (Альберт Камю).
Ни смущенная риторика, ни воинственные позы сопротивления недостаточны для позавчерашнего дьявола. Польский журналист Рышард Купусцински вспоминает: «ее основой (коричневой диктатуры) был террор и его неотъемлемое дрожащее детище – страх».
Прав тот, кто борется за то, чтобы избежать похожего вызова, идентифицирующий себя с более или менее будоражащей демократией, решившей защитить ее от лево- и правоэкстремистских обещаний. Это приемлемо и это возможно. Памятные воспоминания о преступлениях коричневых должны быть организованы тщательно и на должном уровне. В своих работах Уве Леманн-Браунс писал, что пути осознания должны включать эмоциональное вовлечение молодого поколения. Нельзя отказываться от практики молодежных обменов, ухода за памятниками и памятными музеями и местами. В 2009 году был отмечен значительный рост числа посетителей этих мест. Будущее событий 9 ноября 1989 года нуждается, со своей стороны, в определении уровня их значимости, если оно хочет воздать должное революции, ее, с трудом, завоеванным условиям, освобождению. Клятвы жертв и преступников, подлинность и уровень оценки являются ключевыми понятиями. Склонность наблюдавших политиков клеить на юбилеях конфетные обертки на любой исторический успех известна. Эта склонность не должна поощряться.
Счастливой является дата 9 ноября 1989 года, когда пала стена в Берлине. Она пала не сама по себе, а благодаря людям в ГДР, измученным длящейся десятилетия красной диктатурой. Именно они приложили все силы, чтобы разрушить стену. Советская власть позволила сделать это, оставив свои танки в казармах. Таким образом, путь к немецкому объединению был свободен.
Падение стены
С падением стены изменился мир. Развалился Советский Союз, в Центральную и Восточную Европу вернулись демократия и свобода, а Германия, осознавая это или нет, вытянула главный приз. Но с падением стены для обеих сторон, живших по разные ее стороны, не срослось то, что принадлежит общим корням, а то, что растет вместе – не принадлежит общим корням.
Уве Леманн-Браунс вспоминает как проходило юбилейное празднование 9 ноября 2009 года в Берлине, организованных Kulturprojekte Berlin GmbH. В городе были заложены роскошные фан-зоны. В массовых гуляниях участвовали десятки тысяч людей. Бранденбургские ворота были закрыты в угоду Горбачеву, Саркози, Берлускони и Федеральному правительству.
Такие празднования в воссоединенном Берлине знакомы, являя собой рутинные и широко распространенные события. Сотни тысяч людей празднуют второе или третье место, занятое их любимой футбольной командой, карнавал или новый год. Праздники приходят и уходят, а Республика наблюдает. Беззащитные Бранденбургские ворота молчат. Даже в ответ на выступление группы «Bon Jovi» даже небо показало свое разочарование: его знобило, оно дрожало.
Руководители города, управляемого партией, от которой люди избавились 9 ноября 1989 года, заранее подготовили ничего не значащий девиз «be Berlin, be life, be style», под которым проходила вечеринка в честь падения Берлинской стены. Только выставка, организованная обществом им. Роберта Хавеманна на Александерплатц, представляла картины мирной революции так хорошо, как это можно сделать при помощи фотографий и текстов на бумаге. Она проходила в стороне от фан-зон и толпы.
Автор статьи задается вопросом: что за идея собственно объединяет берлинцев? Она отказывается от формул, даже пустых, от потребности определить свои ценности, свое происхождение, свою разделенную историю и свое освобождение. Мало что осознанно, уточнено, освоено. Игровой импульс, высоко ценящийся в обществе, удовлетворяется толпой, слоняющихся туда-сюда, жующих, попивающих, самодостаточных людей. «Торжество комфорта» 9 ноября предстало дорогостоящим отвлечением, не имея никакой идентификации, никакого сравнения с празднованиями Дня взятия Бастилии в Париже.
Немецкий Запад мало что сделал для освобождения. Из последних сил, без энтузиазма немецкие буржуазные партии тащили за собой конституционные свободу и единство для всей Германии. Правительство красно-зеленой коалиции в Берлине не могло больше ждать, вычеркнув эти цели и свои притязания на столицу в июне 1989 года. Глава партии и государства ГДР потребовал в 1980 году в так называемых «требованиях Геры», чтобы ФРГ отказалась от цели объединения.
Политики социал-демократической партии Германии либо не возражали против этого, либо потеряли интерес к той части страны, где царила диктатура. Европейский Запад был влюблен в две Германии. Ледяным отказом встретил Гельмута Коля в начале 90-х ХХ века круг его западных коллег, когда речь зашла о восстановлении единства. Как сообщалось, новость о падении стены вызвала в парламентской фракции социал-демократов растерянное молчание. Советский Союз также не хотел объединения, но не стал препятствовать падению стены, предпочитая просто наблюдать в эту историческую секунду. Однако он не хотел ни единства, ни свободы для всей Германии, о чем напомнил Вернер Шульц 9 ноября 2009 года в Лейпциге.
Цена свободы
Свобода не упала с неба восточным немцам под ноги. Они создали ее сами, без гарантий, окрыленные благоприятными политическими ветрами. Это была масса людей, правозащитников, которые 9 октября 1989 года поднялись в Плауэне и Лейпциге и в других местах. Вооружившись свечами, настроенные мирно, они не желали подчиниться диктатуре.
Самым началом было сопротивление 1953 года, поддержанное строителями аллеи Сталина в Берлине. Советские танки смяли тогда протестующих. В шестидесятых годах прошлого столетия Вольф Бирман и Роберт Хавеманн выступали против режима за социализм с человеческим лицом. В семидесятые годы Карл-Хайнц Ницшке, в петиции Riesa, которая сегодня забыта, обращал внимание на то, что ГДР в Хельсинки взяла на себя обязательства по правам человека и гражданским правам, но ограничивает их применение.
В восьмидесятые годы мирные движения росли как грибы после дождя, прежде всего в Йене – Юрген и Лило Фукс, Франк и Эве Руб, Роланд Жан, Лутц Ратенов и др. Эти, так называемые мирные группы, которые в действительности являлись освободительными движениями, сопровождали аресты, пытки, заключения под стражу, высылки, Баутцен, Хоэншёнхаузен. То, что произошло 9 ноября 1989 года, было результатом, росшего более, чем десятилетие, разностороннего, неорганизованного сопротивления и стремления к свободе. Его сторонники нашли еще в конце силы отнестись снисходительно к своим мучителям.
А что взамен?
По-другому обстояло дело в Западной Германии. Cоветская диктатура ее не коснулась, что позволило ей стать ближе к западному образу жизни, став ее частью. Другая часть Германии исчезла в тумане неопределенности. Федеративная Республика Германия была согласна и считала само собой разумеющимся, что миллиардные вливания, программы повышения экономической активности, мероприятия в области инфраструктуры, взносы в фонд солидарности потекут в неожиданно освобожденный после многолетнего отчуждения Восток. Взамен слышались претензии об ответной услуге. Итак, что же выиграли западные немцы?
Они получили бескровный конец холодной войне, предотвращение угрозы со стороны хорошо вооруженных противоборствующих коалиций, гибкую мобильность в восточном направлении, восстановление разорванных семейных, культурных, исторических связей и появление нового рынка, изголодавшегося по рыночным отношениям. До своего объединения страна была половинным государством без идентичности, локализованного вооруженными границами, линией фронта холодной войны с ограниченным приграничным движением, с половиной прежней столицы. После объединения Германия стала уважаемым государством в центре Европы, живущей в мире и дружбе со своими соседями, включенной в орбиту европейских отношений. Впервые в своей истории, без военных походов, вся страна живет при гарантированной свободе и демократическом единстве, что является отдачей от трансферта миллиардов.
Справедливости ради надо отметить, что не только руководители ГДР на протяжении сорока лет пытались препятствовать объединению, свободе и демократии. На Западе также существовало значительное количество противников объединения. Переосмысление позиций бывших политиков Запада и Востока еще предстоит сделать.
Во время празднования юбилея 9 ноября 2009 года вместо таких политиков не хватало борцов за объединение и представителей освободительных движений. «Герои» из Лейпцига также не играли никакой роли, вместо которых на праздновании присутствовали администраторы прошлого. К примеру, какое участие мог принять Ганс-Дитрих Геншер в освобождении Европы умалчивается до сих пор. О своем родном городе Галле он начал говорить только после 1989 года. К представителям восемьдесят девятых он также вряд ли может быть причислен, как и к тем, кто как Гельмут Коль и Вольфганг Шойбле, никогда не забывали об единстве как о цели.
Осознание прошлого
Уве Леманн-Браунс считает, что до 20-летия празднования объединения страны никакое федеральное правительство до этого не пыталось настойчиво, с необходимой тщательностью, исследовать моменты немецкой истории, изменившие также и континент. Идентификации не бывает без минимума свободного и демократического пафоса. Простое связывание друг с другом послевоенных фактов, включая Лориота и автомобиль Аденауэра в Боннском доме истории не являются идентификацией. Раскритиковал он и фан-зоны, которые, по его мнению, особой пользы не принесли.
Меняются поколения, время и обстоятельства. Следовательно, меняются и восприятия. Многим, и молодежи в том числе, становится скучно в современном обществе досуга. У людей, кого пощадила история, притупленных благополучием, явно отсутствуют требования, выходящие за пределы школы, профессии и партнерства. Одни ищут трений с государственной властью, другие, тоскуют по прошлому. Можно быть уверенным только в том, что общество досуга, несмотря на изобилие и рекламу, не удовлетворяет все потребности. То ли молодежи сейчас недостает насилия и угрозы со стороны государства, риска, поля для разногласий, или пожилым – священного прошлого. Уве Леманн-Браунс делает вывод, что одни лишь потребности поколений не решают вопроса идеальной структуры общества.
Итак, может ли отражение истории, могут ли счастливые или постыдные юбилеи прошлого, могут ли события 9 ноября восприниматься как важные причины для прекращения господствующего безразличия. Или они скорее являются датой наступления срока исполнения обязательств. Отразить отдельные события можно на снимках моментального фото. Больше есть возможностей у литературы и искусства. По мнению Готфрида Бенна, западногерманского поэта, эссеиста и критика нацистского режима, искусство является созданием реальности. Эрих Мария Ремарк перенес в головы миллионов людей всю трагедию и ужас Первой мировой войны. Йорг Семпрум – реальность концлагерей, Александр Солженицын – ГУЛАГ. Макс Вебер определяет нацию лишь как общество воспоминаний.
Вопрос обращения с историей касается не только необходимого образа действий этого государства. Вспоминая историю, появляется повод оставить настоящее время, чтобы, приблизившись к прошлому, принять его вызовы. Германия остается под давлением своей истории, где-то жестокой, а где-то счастливой. Готовая к прыжку, она определяет эталоны повседневности, повторяя ежегодные празднования: 8 мая, 17 июня, 20 июля, 13 августа и 9 октября, 9 ноября (дважды), 30 января и т.д. Их визуализация является общественной задачей. Государство, по определению Гегеля, является действительностью нравственной идеи, не являясь отражением реальности, которую Германия не должна забывать.
Сегодняшняя Германия
По словам некоторых наблюдателей, после объединения ФРГ и ГДР сохраняется некоторый разрыв между востоком и западом Германии по уровню социально-экономического развития. Несмотря на то, что со дня объединения в восточные земли было вложено более двух триллионов евро, ВВП на душу населения в бывшей ГДР в настоящий момент не превышает 73,2% от западногерманского уровня. Сохраняются существенные различия и по уровню доходов. После падения Берлинской стены, тысячами закрывались восточногерманские предприятия, ставшие неконкурентоспособными. В те времена безработными стали сразу 2,5 млн человек. По прошествии стольких лет на востоке Германии доля людей, работающих по временным договорам, достаточно высока.
Но есть проблемы, одинаковые как для восточных, так и западных земель Германии. Речь идет об оттоке молодежи из провинций в города и вымирании деревень, что стало повсеместным трендом.
Несмотря на то, что интеграция некогда целой страны продолжается третий десяток лет, немецкому народу требуется время и терпение. По словам Ангелы Меркель, действующего канцлера ФРГ, свобода связана с усилиями, необходимыми для принятия любых решений. Поскольку она является выходцем Восточной Германии, она часто рассказывает о своей жизни в ГДР. «Жизнь в ГДР была временами в некотором смысле почти удобной, поскольку на определенные вещи просто нельзя было повлиять», — рассказывала она DW. По ее мнению, у Запада сложилось «скорее, довольно стереотипное представление о Востоке».
На вопрос «Возможно ли было смеяться в Восточной Германии?», она отвечала, что чувства счастья и радости сложно передать. Многие из ее сограждан не желали попасть за решетку и не стремились каждый день сбежать из страны, как это удавалось некоторым восточным немцам. Она ценила возможность каждый день видеть свое отражение в зеркале, но при этом приходилось идти и на компромиссы. После открытия границы с Западной Германией было непонятно, что станет с восточногерманским государством и социалистической общественной моделью.
Роль Гельмута Коля
Первая же встреча руководителей ФРГ и ГДР состоялась 19 декабря 1989 года у развалин церкви Фрауэнкирхе. Накануне этой исторической встречи ощущалась напряженная атмосфера накануне встречи Гельмута Коля и Ханса Модрова. Пятнадцатиминутная Дрезденская речь Гельмута Коля, канцлера ФРГ (1982 – 1998), произнесенной после падения Берлинской стены, считается одной из лучших речей ХХ века и, по его же словам, была одной из самых трудных в его политической карьере. Его слова «Моей целью, если позволит история, было и остается достижение единства немецкой нации», произнесенные им тогда перед восточными немцами, многими в Германии воспринимаются как веха на пути к германскому единству.
По воспоминаниям Герберта Вагнера, дрезденского правозащитника, позже ставшего бургомистром города, Гельмут Коль говорил об очевидности того, что «народ ГДР не желает в третий раз попытаться построить социализм, а желает германского единства».
За несколько недель до встречи с руководством ГДР Гельмут Коль разработал и представил план для достижения германского единства, состоявший из десяти пунктов. О существовании этого документа не знал никто, кроме Джорджа Буша-старшего, президента США, руководившего страной до 1993 года. После падения Берлинской стены над будущей единой Германией нависла неопределенность, которая пугала не только граждан ГДР и ФРГ, но и стран-победительниц во Второй мировой войне. Хотя в плане, разработанном канцлером ФРГ, не был прописан конкретный срок, в течение которого будет достигнуто германское единство, сам он определял этот период в рамках 3-4 лет.
Гельмут Коль поэтапно описал стратегию достижения этой цели, предполагавшую участие ГДР, Великобритании, Франции, США, СССР, а также других европейских стран. Тот план не содержал никаких конкретных сроков, что помогало избежать излишнего давления на мировой политической арене. Изначально были опасения, что на процесс объединения уйдет от трех до пяти лет. Но, как показала история, с момента падения Берлинской стены до мирного объединения Германии прошло менее года, точнее всего 329 дней.
Гельмута Коля, впервые прибывшего в ГДР, в аэропорту встречала ликующая толпа людей. Западногерманская делегация ожидала услышать от Ханса Модрова, главы правительства ГДР, его планы по проведению политических и экономических реформ. Но вместо этого они услышали от него слова о вере в «существование двух независимых друг от друга суверенных германских государств».
В день, когда пала Берлинская стена, в Восточном Берлине вот-вот должна была открыться граница. Узнав об этой новости, Гельмут Коль, находившийся на тот момент в Польше, вынужден был прервать свой визит и как можно скорее оказаться в Берлине. Правда, ему пришлось дать слово польской стороне, что он вернется на следующий день. И он свое слово сдержал. Уладив дипломатические формальности, Гельмуту Колю необходимо было решить техническую проблему, связанную с отсутствием прямого рейса из Варшавы в Берлин. В то время берлинский аэропорт мог принимать только самолеты, прилетавшие из Великобритании, Франции, США и СССР. 10 ноября 1989 года канцлер с помощью американского посла в Бонне садится в американский самолет, ожидавший его в Гамбурге, чтобы вовремя добраться до Берлина.
Немаловажным является срочное сообщение от Михаила Горбачева, президента СССР, который до выступления Гельмута Коля попросил сделать все возможное для предотвращения «хаоса». Его сообщение было передано федеральному канцлеру, который должен был успокоить собравшихся людей. Люди продолжали его освистывать…
Вечером того же дня канцлер встречался с представителями «Другого Берлина», собравшимися у Мемориальной церкви кайзера Вильгельма. Второй митинг проходил в более дружественной обстановке, а сам Гельмут Коль был встречен аплодисментами. После этого митинга канцлер отправился к пограничному контрольно-пропускному пункту Чекпойнт Чарли, вокруг которого шествовали толпы людей и колонны «Трабантов». Люди, узнававшие его, подходили к нему, что-то спрашивали, смеялись и плакали. После второго митинга, полного симпатий и позитива, канцлер находился под большим впечатлением. Он понимал, что на этом этапе нельзя было принимать поспешных решений.
И все же канцлер осознавал, что не мог в тот момент принимать поспешные решения. На фоне стремительно развивавшихся событий была велика опасность накалить обстановку и подогреть эмоции. Еще через день, 11 ноября 1989 года, состоялся телефонный разговор федерального канцлера с Михаилом Горбачевым, генеральным секретарем ЦК КПСС. Советский лидер отметил, что изменения в Восточной Европе происходят гораздо быстрее, чем предполагалось на последней встрече в столице ФРГ летом 1989 года.
1990
В ночь на 3 октября 1990 года Германия праздновала воссоединение страны. Свершилось то, что еще недавно казалось невероятным. Здание Рейхстага озаряют огни грандиозного фейерверка. У многих из собравшихся в центре Берлина — слезы на глазах. Эти люди стали свидетелями крупнейшего исторического события. О том, что день воссоединения Германии когда-нибудь наступит, казалось, уже не мечтали ни немцы, ни остальные европейцы.
В ходе той мирной революции 1989 года восточные немцы свергли социалистический режим. Руководители государства лишились своих постов. Избранные в марте 1990 года депутаты Народной палаты создали федеративную государственную структуру. Федеральные земли в ее составе теперь можно было объединить с западными землями в одно государство. Кроме того, было распущено министерство госбезопасности («штази») и была введена в обращение марка ФРГ. При этом за все это время не было сделано ни единого выстрела и не пострадал ни один человек.
Немцам сопутствовала удача. Ведь если бы процесс воссоединения начался немногим позже, все могло быть иначе. Внимание мировой общественности переключилось бы на Ирак, который в начале августа 1990 года оккупировал соседний Кувейт и объявил об его аннексии. А летом 1991 года мир вновь затаил дыхание: в Советском Союзе была совершена попытка путча. Если бы эти события произошли на год раньше, то процесс объединения Германии стал бы более сложным и, по всей вероятности, продлился бы дольше.
Желание немцев объединиться пугало соседние европейские страны перспективой появления сильной Германии в центре континента. Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании, возглавляла лагерь противников воссоединения Германии, в стане которого поначалу находился Франсуа Миттеран, президент Франции.
СССР все больше терял влияние в странах Варшавского договора, считавшихся противовесом НАТО и капиталистическому общественному строю. На Западе всерьез опасались путча против Михаила Горбачева, ведь в случае его отстранения от власти согласие СССР на воссоединение Германии оказалось бы под большим вопросом.
*При подготовке настоящей статьи были использованы подборка материалов, подготовленная Deutsche Welle и сборник статей Уве Леманн-Браунса, подготовленный Фондом им. Конрада Аденауэра.