Евгений Атаров
Все мы помним великие возвращения в боксе, когда на ринг снова поднимались уже немолодые, потерявшие скорость и ударную мощь, но в глазах своих поклонников все еще непревзойденные Мохамед Али, Джордж Формен, Лэрри Холмс или Майк Тайсон… Так же мы хорошо помним, чем все это заканчивалось. Уложив на настил пару-тройку «мешков», они выходили на бой с молодыми претендентами, — и все тут же становилось на свои места. Не так давно легендарный игрок, Гарри Каспаров, 12 лет назад ушедший из шахмат, решил повторить этот трюк, но и он оказался невластен над Временем.
Тогда, в 2005 году уход Каспарова почти всеми воспринимался как трагедия. В свои 42 года он по-прежнему оставался первым номером мирового рейтинга, но носил в душе массу обид. Была обида на Владимира Крамника, который без всякого отбора получив права на матч за корону-2000, так и не дал ему реванша. На Всемирную федерацию, запутавшую его в паутине интриг, и несколько раз откладывавшую его матчи с чемпионами FIDE. Да, на весь шахматный мир, который не поддерживал амбиций Великого и Ужасного.
Выиграв чемпионат России и очередной супертурнир в Линаресе, Гарри откровенно «хлопнул дверью». Какое-то время любители шахмат думали, что все это не всерьез, что он передумает и вернется. Но чем больше проходило времени, тем очевидней становилось: Каспаров уже никогда больше не сядет за доску. По-настоящему. Лекции, сеансы — не в счет.
Что ж, в шахматах случалось и не такое. Бобби Фишер вообще ушел в расцвете сил, не сыграв ни одной партии в ранге чемпиона мира. Со временем боль утраты прошла, а у людей появились новые герои. Вот только едва стало известно, что в августе этого года Каспаров собирается сыграть в американском Сент-Луисе в быстрые и блиц, переполошился весь мир!
Ажиотаж был вполне сравним с «возвращением» Фишера, который в 1992 году сыграл «матч-реванш века» против своего исторического соперника, Бориса Спасского, после чего окончательно исчез с небосклона. В отличие от гениального Бобби, считавшего что за 20 лет в шахматах ничего не изменилось, Каспаров осознавал, на какой шаг он идет. Отсутствие постоянной работы, наигрыша и, что, по словам Гарри, гораздо важнее, утеря «шахматного мышления», которое позволяло ему достигать Эвереста концентрации во время партии, давало его соперникам слишком большую фору. Плюс возраст вносил свою лепту в эту ситуацию: в апреле Каспарову исполнилось 54, а большинству его соперников не было еще и тридцати.
Несмотря на это, тысячи любителей и профессионалов, которые не раз убеждались в гениальности Каспарова-шахматиста, продолжали верить, что чудо возможно.
Увы. Реальность оказалась слишком сурова. Мы увидели заметно погрузневшего, немолодого, отвыкшего от сверхнапряжения борьбы и часто не способного совладать со своими эмоциями человека. Каспаров не только не творил за шахматной доской, он даже не играл. Он мучился. Не в последнюю очередь от чувства собственного бессилия.
Нет ничего хуже, когда ты четко знаешь, что надо сделать, но не находишь способа — как. Воспитанный суровым Ботвинником, Гарри всегда слишком критически относился к каждому своему ходу, каждому решению. Но то, что несло огромную пользу в пору его расцвета, буквально скручивало ему руки теперь. Кажется, чемпион слишком серьезно воспринимал происходящее с ним, несмотря на всю «несерьезность» формата.
Право, смотреть на тень великого шахматиста в Сент-Луисе было больно. Каспаров, в свое время на две головы превосходивший всех в дебюте, теперь через силу вспоминал теорию, не уравнивая порой белыми. Время от времени терял концентрацию и «засыпал», не в силах вспомнить, над чем думал. Случались и явные нелады со счетом вариантов — в Сент-Луисе не было ни одной партии, в которой он хоть что-нибудь не зевнул.
Надо сказать, что за те 12 лет, которые прошли с ухода Каспарова, шахматы заметно изменились. Сузились дебютный горизонт и дорожка почти единственных ходов с обеих сторон, явно возросла плотность борьбы и «цена» каждого хода. С тотальным засилием компьютеров некогда творческая игра стала куда более сухой и прагматичной.
Сказать, что Каспаров пришел к турниру с пустыми руками, было бы неправдой. Ему удалось блеснуть даже несколькими новинками. Вот только проку от них не было никакого, когда раз за разом он давал противникам огромный гандикап по времени, выбиваясь из сил к решающему отрезку партии. Шквальный огонь его орудий не достигал целей.
Перестала действовать на соперников и магия его имени. В былые времена уже сам факт встречи с Каспаровым часто заставлял их принять поражение еще до пуска часов, после чего они обыгрывали сами себя. А в Сент-Луисе минимум половина участников воспринимала Гарри скорее, как ветерана, которого желательно бы обыграть.
К этому Каспаров морально точно не был готов, демонстрируя явное раздражение от признаков «неуважения». Или, может, за 12 лет мы просто отвыкли от его живой мимики, экспансивной жестикуляции, которой он награждал каждую метаморфозу на шахматной доске: хватался за голову, откидывался на спинку стула, разводил руками, строил рожи и выкатывал глаза. Тем более, поводов для этого было более чем достаточно.
Если почитать выступления экс-чемпиона мира сразу после турнира, невольно может сложиться впечатление, что он мог бы легко сокрушить соперников, захоти он этого по-настоящему. Удели подготовке не пару недель, а несколько месяцев, набрав за это время соответствующую форму. Но именно это как раз-таки и отличает профессионала от любителя, а Каспаров причисляет себя исключительно к последним. Раз за разом он повторяет: вы хотели увидеть меня в игре — вы увидели. И не собирается менять свою жизнь ради того, чтобы вернуться.
Ему просто не нужно это. Тем же, кто соскучился по «настоящему Каспарову», могут обратиться к кадрам кинохроники или к его партиям, благо которые за 12 лет, прошедших с его ухода из шахмат, не утратили ни своей яркости, ни привлекательности.
«Я старался играть интересно. Хотелось посмотреть, где граница допустимого риска. Шахматы за последние годы ушли далеко вперед, они стали гораздо жестче», — поделился мнением Каспаров после матча.
Что же мы имеем в сухом остатке? Какое значение для шахмат имело возвращение Каспарова? Почти никакого. Это был не более чем ностальгический эксперимент, который никак не повлияет на вектор их развития или, как считают некоторые профи, умирания. Ну а для самого Гарри? Вопрос! С одной стороны, он холодно смотрит на свои возможности, но, что бы он ни говорил сейчас, а восьмое место при десяти участниках сродни пощечине великому спортсмену. Почти как падение Усейна Болта на последней в его жизни 100-метровке во главе некогда «золотой» команды Ямайки. Сможет ли он с этим жить или у любителей шахмат появится еще один шанс увидеть его за шахматной доской?